Шёл оборванный грязный бродяга,
Ночевавший в траве под мостом.
Шёл домой и в глазах была влага –
Вспоминал он родительский дом. Десять лет, как из старой калитки,
Чтоб дружкам бросить деньги на стол,
Обобрав своих близких до нитки,
Он родителей, бросив, ушёл.
Ну, а дальше всё в пьяном тумане.
Унесла его дней кутерьма:
Воровство, грабежи и обманы,
Пьянки, драки, кутёж и тюрьма.
Отсидел. Только встретят ли дома
И простят ли ему его грех?
Там, где всё так до боли знакомо,
Где когда-то звучал его смех...
Захотят ли вновь сына увидеть,
Смогут ли все обиды простить
Вновь тому, кто их смог так обидеть?
Если нет, то зачем заходить?
Написал им письмо: «Коль простите,
Чтобы это увидеть я смог,
Изнутри на окно поместите
В знак прощения белый платок.
Если нет – заходить я не буду,
Сердцу больно, но я заслужил.
Значит нет меня, нет ниоткуда,
И считайте, что с вами не жил.»
Шёл он к дому, и ноги немели,
Но увидел в сиянии дня –
Во всех окнах платочки белели,
А на крыше была простыня.
Так и Бог – если просим прощенья,
И хотим мы исправить себя,
Все грехи наши, все прегрешенья
Нам прощает, нас вечно любя!
